О ее жизни обязательно напишут роман, в котором не будет ни единого слова вымысла. Все равно никто не поверит, что такая судьба – это взаправду, не может быть столько любви, столько невзгод, столько боли, столько счастья, обернувшегося неразрешимой вселенской трагедией. Для одного человека слишком тяжелый груз, непосильный…
Будущая поэтесса родилась в Москве 10 мая 1924 года в обычной московской коммуналке – отец работал учителем истории, а мама библиотекарем. Существовали от зарплаты до зарплаты, впрочем, по-другому российской интеллигенции пожить никогда и не удавалось, вне зависимости от социально-общественного строя. Зато с книжками у маленькой Юльки проблем не было, читала всё, что душеньке угодно – мама приносила лучшие новинки, еще пахнущие типографской краской. Расставаться любимыми героями было жалко, но что делать – библиотечные книги выдавались всего на несколько дней. И с профессией девочка определилась еще в младших классах: конечно, она станет великим поэтом, а кем же ещё? Ведь ее классные стихи печатают в «Учительской газете» и даже читают по радио!
По радио, конечно, читали стихи не про ковбоев и рыцарей, страна готовилась к неведомым пока испытаниям, по Европе уже распространялась коричневая чума фашизма…
В июне 1941 года шестнадцатилетняя Юлия записалась в добровольную санитарную дружину при Российском обществе Красного Креста, на передовую её все равно бы не взяли, прямо при входе в военкомат развернули назад – иди, учись, без тебя справятся. В августе медсестру Друнину направили на строительство оборонительных сооружений под Можайском, что было главнее оказания медицинской помощи - немец вплотную подобрался к Москве. Девчонок с лопатами сразу же начали бомбить мессершмитты, и Юлька отстала от своего отряда, но не потерялась – присоединилась к боевой группе пехоты, куда ее взяли санитаркой. Пехотинцы попали в окружение, оказались в самом тылу противника и две недели с большими потерями пробирались к своим. Маленькая группа из девяти бойцов уже приближалась к линии фронта, когда под ногами сработала противопехотная мина – комбат и двое солдат погибли сразу, а Юлию сильно контузило.
Осенью с вещмешком за плечами и маленьким чемоданчиком в руках Юлия отправилась в эвакуацию в Тюмень – не по желанию, пришлось сопровождать тяжелобольного отца. Отец вскоре умер, и девушка тут же сорвалась с места – помогать Родине в борьбе против захватчиков – определилась курсантом в Школу младших авиационных специалистов (ШМАС). Учёба давалась как никогда трудно: вместо наложения ватно-марлевых повязок приходилось копаться в самолётных двигателях. Какой из молоденькой медсестры авиамеханик?... К тому же младшим авиаспециалистам объявили, что по окончании курсов отправки на фронт не будет, их переводят в женский запасной полк. Такая перспектива Юльку вовсе не устраивала, она достала со дна фанерного чемодана московское свидетельство об окончании курсов медсестёр и сразу же получила назначение в сануправление 2-го Белорусского фронта.
В полку она воевала рядом со своей одногодкой из Подмосковья – героическим санинструктором Зиной Самсоновой, которой Друнина посвятила одно из самых трагических своих стихотворений:
В 1943 году Юлию Друнину ранило в шею осколком разорвавшегося снаряда. Подумаешь, и не больно совсем – санитарка на бегу замотала шею бинтами и продолжила своё дело – спасать упавших солдат. Очнулась она уже в госпитале, где узнала от осерчавшего на неё за беспечность хирурга, что спасло её не иначе как чудо – осколок прошёл в миллиметре от сонной артерии. Там же, в госпитале Юлия написала своё первое военное стихотворение, которое сегодня известно каждому из нас:
Инвалидность, непригодность к дальнейшему прохождению службы – попробуйте убедить любого двадцатилетнего человека, что его полноценная жизнь на этом закончена. Не поверила бумажкам с печатью и Юлька, вопреки всем запретам, обойдя комиссии, снова вернулась на фронт, воевала в Псковской области, затем в Прибалтике. Опять контузия, комиссование, теперь уже подчистую: старшина медицинской службы Юлия Друнина с орденом Красной звезды и медалью «За отвагу» отправлена домой, в Москву.
В Литературный институт девушку с её невеликим творческим багажом не приняли, но сбить Юлию с однажды избранного пути не удавалось ещё никому, она начала ходить на занятия без студенческого билета – попробуйте только выдворить из аудитории инвалида войны! Тогда же Друнина встретила свою первую любовь – тоже начинающего поэта, фронтовика Николая Старшинова, кормила молодого мужа вместо супа водой, в которой мама до этого варила картошку в мундире, с остатками картофельной шелухи. Но они были беспредельно счастливы: окончилась война, родилась дочка Леночка, в 1948 году вышла первая книга стихов Юлии Друниной «В солдатской шинели». После вступления в Союз писателей книги у Юлии Друниной стали выходить одна за другой – и каждая оказывалась востребованной читателями, каждая - ко двору: стихи о прошедшей войне, о любви, о счастье, которое вот-вот наступит и никогда не закончится. В 1967 году Юлия Владимировна в ряду известных советских писателей побывала в Западной Германии, где ее спросили о том, как ей удалось сохранить такую потрясающую женственность после участия в самой жестокой в истории человечества войне? Поэтесса ответила:
В 1954 году на сценарных курсах Юлия Друнина познакомилась с известным киносценаристом Алексеем Каплером, лауреатом Сталинской премии, в будущем – бессменным ведущим «Кинопанорамы». Огромное чувство вспыхнуло сразу, хотя Алексей Яковлевич был старше своей избранницы на двадцать лет, и оба были связаны браком. Но судьбу ведь не обманешь…
Поэт-фронтовик Марк Соболь, хорошо знавший обоих, написал, что Каплер «снял с Юли солдатские сапоги и обул ее в хрустальные туфельки». Николай Старшинов, бесконечно любивший свою жену, отпустил её – видел, что «Алексей Яковлевич относился к Юле очень трогательно – заменял ей и мамку, и няньку, и отца. Все заботы по быту брал на себя».
1990 год. Юлия Владимировна Друнина – депутат Верховного Совета, пишет не только стихи, но и статьи о неоднозначной роли перестройки, о девальвации моральных и гражданских ценностей, которые служили основой ее творчества и всей жизни. Депутатское «служение» быстро закончилось, Друнина при всей её романтической сущности никогда не была наивной и доверчивой, не принимала на веру пустых обещаний, не подкрепленных делом. Она так и не смогла смириться с происходящим в стране и добровольно ушла из жизни, покончив с собой в гараже посёлка «Советский писатель», недалеко от подмосковного Подольска:
Я родом не из детства — из войны.
И потому, наверное, дороже,
Чем ты, ценю я радость тишины
И каждый новый день, что мною прожит.
Я родом не из детства — из войны.
Раз, пробираясь партизанской тропкой,
Я поняла навек, что мы должны
Быть добрыми к любой травинке робкой.
Я родом не из детства — из войны.
И, может, потому незащищённей:
Сердца фронтовиков обожжены,
А у тебя — шершавые ладони.
Я родом не из детства — из войны.
Прости меня — в том нет моей вины…
Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, гнилой земле.
– Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет....
...С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы. –
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав...
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах...
...У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом стоит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
...Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?!
Хочу, чтоб как можно спокойней и суше
Рассказ мой о сверстницах был…
Четырнадцать школьниц — певуний, болтушек —
В глубокий забросили тыл.
Когда они прыгали вниз с самолета
«Ой, мамочка!» — тоненько выдохнул кто-то
В пустую свистящую тьму.
Не смог побелевший пилот почему-то
Сознанье вины превозмочь…
А три парашюта, а три парашюта
Совсем не раскрылись в ту ночь…
Оставшихся ливня укрыла завеса,
И несколько суток подряд
В тревожной пустыне враждебного леса
Они свой искали отряд.
Случалось потом с партизанками всяко:
Порою в крови и пыли
Ползли на опухших коленях в атаку —
От голода встать не могли.
И я понимаю, что в эти минуты
Могла партизанкам помочь
Лишь память о девушках, чьи парашюты
Совсем не раскрылись в ту ночь…
Бессмысленной гибели нету на свете —
Сквозь годы, сквозь тучи беды
Поныне подругам, что выжили, светят
Три тихо сгоревших звезды…
Стираются лица и даты,
Но все ж до последнего дня
Мне помнить о тех, что когда-то
Хоть чем-то согрели меня.
Согрели своей плащ-палаткой,
Иль тихим шутливым словцом,
Иль чаем на столике шатком,
Иль попросту добрым лицом.
Как праздник, как счастье, как чудо
Идет Доброта по земле.
И я про неё не забуду,
Хотя забываю о Зле.
Стареют не только от прожитых лет —
От горьких ошибок, безжалостных бед.
Как сердце сжимается, сердце болит
От мелких уколов, глубоких обид!
Что сердце! — порою металл устает,
И рушится мост — за пролетом пролет…
Пусть часто себе я давала зарок
Быть выше волнений, сильнее тревог.
Сто раз я давала бесстрастья обет,
Сто раз отвечало мне сердце: «О нет!
Я так не умею, я так не хочу,
Я честной монетой за все заплачу…»
Когда слишком рано уходят во тьму,
Мы в скорби и гневе твердим «почему?»
А все очень просто — металл устает,
И рушится мост — за пролетом пролет…
Покрывается сердце инеем —
Очень холодно в судный час…
А у вас глаза как у инока —
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил. Лишь издали
(Всё ж, крещёная!) помолюсь
За таких вот, как вы, — за избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!
Субсидированные авиабилеты: в чем их выгода, кто и как может их купить и где они действуют?
Поставки российского шоколада в США выросли до 1,7 миллиона долларов
Как пилят в АСВ
Матус бежал из России: компромат на Абрамовича вынудил его скрыться в Грузии
Кинотеатр Варшава сменит фильм на рынок: на месте объекта Эрнста может появиться "Фуд Сити-2"
Конфликт интересов в АСВ: избранные фирмы получают выплаты, несмотря на убытки и судебные проигрыши
Пресс-секретарь SHAMAN Антон Коробков-Землянский умер на 41-м году жизни
Главгосэкспертиза одобрила строительство обходной дороги вокруг Шерагула